Великий страх в горах - Страница 10


К оглавлению

10

— Ну, что там еще? Вас это все еще беспокоит?

Голос хозяина прозвучал неожиданно, он напугал, но в то же время и успокоил. Он вернул в хижину жизнь. Все зашевелились, переменили позу, задвигали коленями, локтями, руками, нарушив неподвижность своих тел; огонь стал гореть ярче, и пламя снова осветило их, а на земляном полу рядом с предметами бежали их тени, и показалось, что лицо Бартелеми выдвинулось вперед.

Он сказал:

— Я там был.

Его лицо увеличилось, и весь он словно вырос, но вдруг подался назад.

Круг света уменьшился, почти совсем исчез, а тени вернулись в предметы, которые их отбрасывали: осталась только темнота, и голос в темноте:

— Да… Я там был.

Хозяин рассмеялся:

— Ну же, Бартелеми, давайте, вперед; увидите, вам полегчает. Вы ведь давно носитесь с вашей историей.

При этих словах он вытащил из кучи хвороста ветку и бросил ее в огонь, а разговор продолжился, когда толстая сосновая ветка с иголками занялась пламенем, так что Бартелеми снова выдвинулся вперед, и все увидели, что его рот движется все заметнее и все быстрее:

— Вы мне не верите, я ж вижу… Мне все равно, ведь это правда… И потом, я там был, — продолжал он. — Тогда все было, как сейчас, нас было семеро, как теперь, и Шамозон старший был, помните его? Нет, вы не можете его помнить, слишком молоды. А он был мужчина сильный, шести футов ростом, таких теперь не делают…

Бартелеми затянулся своей трубкой, особой трубкой с крышкой в дырочку, и голубые дымки, поднимавшиеся из каждой дырочки, переплетаясь в воздухе, словно нити, соединялись в одну толстую струю:

— Все началось с пустяка, с занозы в пальце…, — сказал Бартелеми. — Он от нее умер.

Бартелеми посмотрел на каждого по очереди, и повторил:

— Он от нее умер…

И еще раз:

— Умер…

Теперь он отодвинулся в тень, подался назад, словно желая сохранить тайну; но все равно продолжил свой рассказ:

— Мы даже не успели спустить его вниз, потому что он весь распух, почернел и распух… Он сгнил прежде, чем умер.

Ему не ответили, нечего было отвечать. Бартелеми продолжал:

— Это был первый. Вторым стал хозяин. Он сидел как раз на том же месте, что и вы сейчас, хозяин; мы сидели тогда, как сидим сегодня, только нас оставалось шестеро; а я тогда им сказал: «Я слышал, как кто-то снова ходил ночью по крыше, это плохо кончится…» Они рассмеялись, вот точно как вы сейчас. Я сказал: «Часа в два ночи, меня что-то разбудило…» Они ответили: «А нас нет…». Я сказал: «Тем хуже для вас!» А хозяин собирался на следующий день на охоту; я думал, что ему лучше не ходить, я так ему и сказал, но он и слушать не захотел. Ну вот, назавтра его нашли мертвым среди скал. Пришлось обернуть ему голову простыней, потому что мозги вытекли наружу… Умер…

Теперь Бартелеми говорил, не умолкая, говорил короткими фразами, выскакивающими откуда-то из недр его густой бороды:

— Пришлось спускать его в деревню на носилках, а нас осталось трое. Нас в хижине оставалось только трое; и я сказал: «Надо запереть дверь», — но замка не было. Не было замка, вот как сейчас, ни замка, ни ключа, ни засова. Я сказал: «Надо привязать ее веревкой». Я пошел за веревкой, но двое остальных поднялись, потому что разозлились, почему они разозлились, не знаю, но они разозлились. Они сказали мне: «Не надо!» Я сказал: «Как хотите». Но это был последний вечер, что мы провели здесь тогда; очень скоро они увидели, кто был прав. Им надо было меня послушаться. Они сели на нары, потом легли, повернувшись к стене, закрыв голову одеялом; они стали совсем маленькими, свернулись калачиком под одеялом на набитых соломой матрасах; а я слушал. По крыше кто-то ходил. Я спросил: «Ну, что, иду за веревкой?» Но в этот момент кто-то спрыгнул с крыши. Я подбежал к двери в тот самый момент, когда этот кто-то собрался войти. Я едва успел подпереть открывающуюся дверь плечом, а потом прижал ее снизу ногой, и мне пришлось стоять так до утра, я один держал ее до самого утра; а утром все снова было спокойно, но никакие сокровища мира не могли заставить нас остаться здесь хоть на час. В тот же день мы со всем стадом спустились вниз. А немного погодя умерли и двое других…

Он снова подался веред; он сказал:

— Умерли. На следующий год мы не стали подниматься, ни через год, ни через два года, ни через двадцать лет, вы уже знаете, двадцать лет вот до этого самого года. Со временем в это перестали верить, но я там был, я сам там был, и я говорю правду… Да… Да…

Он снова начал что-то бормотать себе под нос, качая головой; слов слышно не было, и снова воцарилось молчание.

Время от времени снаружи доносился какой-то тихий звук: по крыше катился камешек, капала вода.

Мастер спросил у Бартелеми:

— Так почему же вы пошли в этом году?

— Теперь у меня есть записка.

Он засунул руку под рубаху. История с запиской принесла всем облегчение, потому что рассмешила и помогла забыть первую часть рассказа старика. Мастер спросил:

— А кто вам ее дал?

— Соже…

Мастер спросил:

— А кто это?

— Вы его тоже не знаете, потому он уже тогда был очень стар, но лучше всех во всем этом разбирался; он был человеком мудрым и ученым, много чего прочел в своих книгах, и он мне сказал: «С этой запиской тебе бояться нечего; только обмакни ее три раза прежде, чем идти в горы…»

Он встал и, вставая, произнес:

— Три раза в чашу со святой водой в церкви святого Маврикия, что на Озере. В первое воскресенье после дня святого Маврикия. Я так и сделал.

Бартелеми встал, а мастер спросил:

— А может быть, эта записка нам тоже поможет?

10